«Вы смотрите жизни прямо в глаза»
(к 150 – летию А. П. Чехова)
Но он отнюдь для русских не смешон,
Сверкающий, как искристый крюшон,
Печальным юмором серьёзный Чехов.
И. Северянин
«Все мною написанное забудется через пять- десять лет, но пути, мною проложенные, будут целы и невредимы – в этом моя единственная заслуга», - писал А. П. Чехов в 1888 году. Но этого не случилось. Произведения Чехова, высмеивающие человеческие пороки, точно описывающие движения человеческой души, будут жить всегда.
Дед Антона Павловича - Егор выкупил семью из крестьянского крепостного состояния в 1860 году, в год рождения писателя. Чехову предстояло взойти через мещан в его благородия, в мелиховского помещика. В большого писателя, властителя дум, обладателя знания, выше которого в России нет. В их семье было пятеро детей: кроме Антона, Александр, Николай, Михаил, Иван и Мария.
Таганрог во времена Чехова был и не такой уж провинцией. Он оспаривал у Одессы звание крупнейшего южного порта империи. Когда будущему классику исполнилось 4 года, местная пресса писала: «В гавани тесно иноземным судам. Можно пройти вдоль берега несколько вёрст, и везде торговые корабли – пароходы и парусники». То, что он родился у моря, говорит само за себя – плавал Чехов великолепно. Своим умением нырять и плавать, а также равнодушием к свирепости морской стихии Чехов впоследствии приводил в изумление видавших виды моряков. Когда писатель возвращался с Сахалина на родину, его корабль накрыло в Южно – Китайском море сильным штормом. Капитан сказал тогда писателю: «Если почувствуете, что тонете, лучше застрелитесь из револьвера». Тот только рассмеялся. А уже когда судно шло по Индийскому океану, Антон Павлович придумал себе небывалое развлечение – на полном ходу он бросался с носа парохода в море, а потом хватался за канат, брошенный ему с кормы.
В гимназии Антон был вялым увальнем, успехами в учебе не блистал, да и учителя не были из ряда тех, что зажигают сердца. Кончались уроки, и можно было бежать в городской сад слушать струнный оркестр на эстраде, перемигиваться с гимназистками, пойти погулять в рощу «Дубки». Но у Антона были дела поважнее – нужно было идти помогать отцу в лавку. Отец, Павел Егорович, заразившись же¬лезнодорожной лихорадкой, открыл в расчёте на большие барыши привокзальную лавочку. Лавка со знаменитой вывеской «Чай, сахар, кофе и другие колониальные товары» открывалась в 5 утра и закрывалась в одиннадцать часов вечера. Все свободное от гимназии время приходилось отсиживать в лавке, присматривать за товарами. Многое для своих будущих рассказов мог наблюдать юный Чехов в лавке и вокруг нее.
Когда Чехову было 16 лет, отец разорился, продал лавку и тайком бежал от кредиторов в Москву. За ним потянулась мать с младшими детьми. Старшие братья еще прежде уехали учиться в Москву, и Антон остался один – кончать гимназию.
Три года провел он один. Он занялся продажей имущества, возвращением задолженности, платными уроками, по которым ходил в дырявых башмаках, но притом умудрялся часть этих скудных средств отсылать в Москву. Заканчивая гимназию, Чехов стал думать о медицине. В Таганроге врачи принадлежали к состоятельной, солидной публике. Он едет в Москву и поступает в университет.
Антон аккуратно посещал занятия: пропадал в анатомичке, писал курсовые. Был прилежным студентом. О том, что студент-медик что-то пишет, почти никто не знал. Были именины матери 24 декабря 1879 г., продукты купить было не на что. Антон сел и в один присест написал «Письмо к ученому соседу» - юмористический рассказ о старичке провинциале, одержимом доморощенной ученостью. «Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Как Вы могли видеть на солнце пятны, если на солнце нельзя глядеть простыми человеческими глазами, и для чего на нем пятны, если и без них можно обойтиться? Из какого мокрого тела сделаны эти самые пятны, если они не сгорают?...Ужасно я предан науке!». К немалому удивлению домашних, «Письмо» напечатали. В день получения гонорара Чехов зашел в фотографию и снялся.
Это первая фотография писателя, который вскоре приобретет стойкий псевдоним «Чехонте»! Известность его росла день ото дня. Его печатали журналы «Стрекоза», «Будильник», «Развлечение». С 1883 г. он сотрудничал одновременно в шести-семи изданиях. «Это скверно, как я должен был писать- из-за куска хлеба , но в некоторой мере обязательно надо быть мастеровым , а не ждать время вдохновения…» Чехонте подхватил привычные для тогдашних «лёгких» журналов приёмы юмористики. Имена должны смешить: учитель Ахинеев, чиновник Оттягаев, Любостяжаев; мещанин Сидор Шельмецов. Место действия: железнодорожная станция «Разбейся», или «Трах-тарарах».
В голове Чехова, как он скажет, была « целая армия людей, рвущихся наружу и ждущих команды», а сюжетов было – «как малявок в пруду».
В 26 лет к Чехову пришла известность. Один за другим выходят сборники его рассказов: «Сказки Мельпомены», «Пёстрые рассказы». Он пережил упоение известностью за год – полтора. К тридцати годам, казалось бы, так много завоевав и достигнув, Чехов чувствовал себя невесело. Ему хотелось «подсыпать под себя пороху», встряхнуться, перевернуть вошедшую в ровные берега литературную жизнь. Тщетно. Он рвался из Москвы.
10 июля 1890 года с борта парохода «Байкал» Чехов впервые увидел берега острова Сахалин. «Кажется, что тут конец света и что дальше уже некуда плыть». Он добирался в эти края два месяца и двадцать дней. Приехал сюда Чехов за свой счёт. Потратил на поездку 4 -5 тысяч, преодолел 10 тысяч километров: на поезде, пароходом по Волге и Каме, снова поездом, а от Тюмени – лошадях по старому Сибирскому тракту, т. к. железной дороги через Сибирь еще не было.
Одна из первых поездок Чехова в Воеводскую Падь – колыбель сахалинской каторги, одну из самых страшных каторжных тюрем, где он стал свидетелем наказания каторжника плетьми. Это зрелище потрясло Чехова до глубины души. Он исколесил весь Сахалин, бывал в избах ссыльных, раздавал лекарства. Сделал перепись населения.
Среди ссыльных ходили слухи, что переписывают не зря. Кто говорил – пособие распределять будут, кто надеялся, что составляют списки отселяемых на материк. И никто не догадывался, что перед ними – писатель, который расскажет людям нынешнего и грядущего века об их нужде и беде. Книга «Остров Сахалин» - научно документальное исследование, но в ней – гнев и боль за судьбу тысяч обречённых на гибель людей, нередко сосланных безвинно. Вскоре после сахалинской поездки Чехов твёрдо решил переехать жить в деревню. Купили подмосковное имение Мелихово. Скромное, напоминающее дачу.
Здесь были написаны «Чайка». рассказы «Ионыч», «Крыжовник», «Человек в футляре». Чехов победил недоверие окрестных мужиков. При встрече они кланялись ему, «баба встречают меня приветливо и ласково, как юродивого. Каждая на перерыв старается проводить, предостеречь насчет канавы, посетовать на грязь или отогнать собаку». Больные с утра толпились у крыльца. «Медицина моя законная жена, а литература - любовница».
На 20 верст в округе толкового врача не было. За доктором приезжали родственники больного. «…как откажешься? Садишься в тряский экипаж, а зимой в сани – и в любую непогоду…мы идем, мы идем, мы идем. Бывают дни, когда мне приходится выезжать из дома раза четыре или пять.…И бабы с младенцами одолели».
В округе он был известен не только как лекарь, но и как земский деятель, школьный попечитель. За какие–нибудь пять лет в Мелихове и окрестных сёлах были построены три школы, считавшиеся в Московской губернии образцовыми. Как умел, Чехов помогал сельским учителям. Пять лет Чехов провёл в Мелихове. Но тут с ним и стряслась беда. Во время поездки в Москву внезапно хлынула горлом кровь – его отвезли в клинику. А вернувшись в Мелихово, он должен был круто переменить образ жизни, бросить медицинскую практику. Осень и зиму он стал проводить в Ялте или Ницце.
Когда Чехов приехал в Ялту в 1894 году, то остановился в гостинице «Россия» на набережной. А, окончательно поселившись тут, он то и дело спускался от своей Верхней Аутки сюда: на набережной были магазины, парикмахерская, фотография, где Чехов не раз снимался, японский магазин, где купила духи дама с собачкой, кондитерская.
Биографы считают, что в «Даме с собачкой» есть отсвет впечатлений первого приезда в Ялту Ольги Леонардовны Книппер, молодой актрисы Художественного театра. Они много гуляли тогда по Ялте, ездили в Ореанду… Актриса Книппер когда-то поразила его исполнением роли Ирины в «Царе Фёдоре», а потом с блеском сыграла Аркадину в его «Чайке». С некоторых пор между ними завязалась шутливая переписка, которая привела к привязанности и вскоре они поженились.
Чехов, как и большинство его читающих современников, бла¬гоговел перед царём русской литературы Львом Толстым. Но и Лев Николаевич восхищался талантом автора «Душечки», да и других рассказов.
Они очень часто встречались, когда Чехов, который жил постоянно в Ялте, навещал проводившего зиму 1901 года в Гаспре Лева Николаевича Толстого. Однажды, прощаясь с Чеховым, Толстой попросил поцеловать его в щеку. Состояние старика было таково, что всякое прощание могло оказаться последним. Чехов наклонился к нему, и Толстой прошептал ему на ухо: «А все-таки пьесы вы пишете плохие». Чехов Толстого боготворил. «Я боюсь смерти Толстого. Если бы он умер, то у меня в жизни образовалось бы пустое место…пока он жив, дурные вкусы в литературе, всякое пошлячество, наглое и слезливое, всякие шершавые, озлобленные самолюбия будут далеко и глубоко в тени». Антон Павлович прожил очень короткую жизнь – 44 года. Чахотка у писателя обнаружилась еще в детстве. Он искупался в озере, в степи – и слег. Бацилла поселилась у мальчика в животе (так позже определили врачи) и только потом в Москве и Питере перебралась в легкие.
Июль 1904г. Немецкий курорт Баденвейлер. Уютное местечко на границе Швейцарии и Германии. Здесь поселились Антон Павлович с Ольгой Леонардовной на вилле «Фридерикс». Чехов сильно кашлял, почти не выходил. Сидел, закутавшись пледом. Посылал письма в Ялту. «Милая мама, шлю Вам привет. Здоровье моё поправляется, и надо думать, что через неделю я буду уже совсем здоров». А ночью Антон Павлович позвонил в колокольчик и впервые в жизни попросил послать за врачом.
«Пришел доктор, велел дать шампанского. Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки: «Ich sterbe» (я умираю). Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал: «Давно я не пил шампанского…», покойно выпил всё до дна, тихо лёг на левый бок и вскоре умолкнул навсегда…»
В Чехове не было величавой осанки олимпийца. Он не гений, парящий над людьми. Он словно бы равный среди нас. Он поразительно знает людей, и не щадит и жалеет их. По своей трезвости, отсутствию иллюзий и готовой веры это писатель XXI века. Современник нашим дням. Чехов ненавязчиво предлагает подумать о тех ценностях, которые определяют существо человеческой жизни, говорит с читателем с полным доверием к его разуму и чувствам, укрепляет в нём сознание человеческого достоинства. Он заглянул в наш век, в наш день, в нас самих.
«Ты спрашиваешь, что такое жизнь? – писал Антон Павлович своей жене 20 апреля 1904 г. – Это все равно что спросить: что такое морковка? Морковка есть морковка, и больше ничего неизвестно»…

